Какая медицинская страховка лучше?

Ответы на вопросы
Mедицинскоe страхованиe в Германии уникально: здесь параллельно существуют две системы – установленная законодательством (gesetzliche Krankenversicherung, GKV) и частная (private Krankenversicherung, PKV). Такого нет ни в какой другой европейской стране. В установленной законодательством системе медстрахования застраховано около 71 миллиона жителей Германии. Частную медицинскую страховку имеют почти девять миллионов человек.
Сравнивать медицинское обеспечение в установленной законодательством и частной системе медстрахования не так-то просто. В то время как в первой системе 95 % услуг больничных касс идентичны, вторая предлагает многочисленные опции: от тарифа для новичков и до премиум-тарифа. Но всё же есть несколько основных отличий.
В GKV все равны
С тех, кто застрахован в установленной законодательством системе, за медицинскую страховку взимается одинаковая процентная ставка (14,6 %) от зарплаты. Правда, здесь установлен верхний предел исчисления размера взноса (Beitragsbemessungsgrenze), который в 2021 г. составляет 4.837,50 евро в месяц. Это означает, что при начислении взноса в медицинскую страховку учитывается зарплата в размере максимально 4.837,50 евро в месяц. Заработок свыше того не принимается в расчёт. То есть максимальный взнос в медстраховку в установленной законодательством системе медицинского страхования в текущем году равняется 706,28 евро в месяц: половину платит работник, вторую половину – работодатель. Кроме того, больничные кассы взимают дополнительный взнос (Zusatzbeitrag). С начала 2019 г. работник вносит только половину дополнительного взноса, вторую половину перенимает работодатель. Кто зарабатывает меньше 4.837,50 евро в месяц, с того удерживают соответственно меньший взнос. Дети и супруги, которые зарабатывают не более 450 евро в месяц при занятости «на базис», бесплатно застрахованы в больничной кассе в рамках семейной страховки.
Больничные кассы в установленной законодательством системе предоставляют всем застрахованным одинаковые медицинские услуги: молодым и пожилым, богатым и бедным, хронически больным и краткосрочно болеющим. Они принимают всех, кто имеет право быть застрахованным в GKV. Возраст и состояние здоровья не играют при этом никакой роли.
В Германии насчитывается около 134 больничных касс (gesetzliche Krankenversicherung). Каждый выбирает ту из них, которая ему больше всего подходит, исходя из дополнительных медицинских услуг и величины дополнительного взноса.
PKV может отказать
Застраховаться в частной больничной кассе могут только чиновники, предприниматели и служащие, зарплата которых превышает 64.350 евро в год (брутто). То есть перейти в частную медстраховку возможно лишь при доходе 5.363 евро в месяц и выше.
Служащие платят лишь 50 % взноса, вторую половину перенимает работодатель, но только до максимальной ставки застрахованного в установленной законодательством медицинской страховке (385 евро в месяц).
Однако не каждому, кому закон позволяет застраховаться в частной медицинской страховке, имеет смысл это делать и переходить из одной системы медицинского страхования в другую. Решение в пользу частной страховки следует хорошо просчитать. Ведь тем, кто может сменить больничную кассу, но не хочет, закон позволяет застраховаться на добровольной основе в установленной законодательством системе медицинского страхования (freiwillig versichern).
Важно знать, что больничные кассы в системе частного страхования вправе выбирать клиентов и отказывать, к примеру, тем, кто имеет хронические заболевания. Они, независимо от состояния здоровья пациента, обязаны принимать лишь в базовый и стандартный тариф с сильно ограниченным медицинским обеспечением каждого, кто не может быть застрахован в GKV или единожды уже был членом PKV.
В преклонном возрасте
Взносы в частной системе медицинского страхования начисляются не в зависимости от зарплаты, а в зависимости от возраста и состояния здоровья, а также объёма услуг. Для каждого застрахованного предусмотрен индивидуальный взнос – также для детей и супругов. Хороший тариф стоит пятьсот-шестьсот евро в месяц. Поэтому страховка для семьи в установленной законодательством системе медицинского страхования, как правило, дешевле. В молодые годы здоровые застрахованные платят в PKV иногда даже меньший взнос, чем в GKV. В старости же страховая премия в частной страховке возрастает в несколько раз. Частные больничные кассы хотя и откладывают часть взноса застрахованного на старость, но она лишь частично покрывает расходы, которые возникают в последующие годы из-за повышенных затрат и прогресса в медицине. Даже в пенсионном возрасте, когда доход ниже, взнос повышается дальше.
Многие частные медстраховки предлагают тарифы с участием застрахованного в покрытии расходов (Selbstbehalt), чтобы взнос был меньше. При этом застрахованный оплачивает из собственного кармана затраты на медобслуживание до оговоренной суммы. Тогда взнос меньше. Величину собственной доли нужно хорошо просчитать, так как уменьшить её потом можно только после новой проверки состояния здоровья. Если застрахованный в частном порядке заболел в последующие годы, скажем, гипертонией или у него возникли проблемы со спиной, ему, возможно, придётся доплачивать за риск. К тому же служащие меньше выигрывают от собственного участия в покрытии расходов, чем предприниматели, ведь работодатель перенимает часть их взноса.
Вернуться сложно
В то время как застрахованные в установленной законодательством системе медицинского страхования без проблем могут сменить больничную кассу, переход из одной частной медицинской страховки в другую, как правило, нецелесообразен. Чисто теоретически переход, конечно, возможен, но тогда застрахованный теряет большую часть своего резерва на старость (Altersrückstellungen). Кому частная медицинская страховка кажется слишком дорогой, может попытаться снизить взнос, сменив тариф внутри своей больничной кассы.
Вернуться в установленную законодательством систему медицинского страхования возможно лишь в исключительных случаях. Законодатель установил высокий барьер, чтобы предотвратить ситуацию, когда хорошо зарабатывающие служащие в молодые годы для экономии средств выбирают частную медстраховку, а в старости возвращаются в установленную законодательством. Для застрахованных старше 55 лет переход из PKV в GKV практически исключён – даже в случае безработицы. Поэтому, прежде чем стать членом частной больничной кассы, следует хорошо подумать, посильны ли будут взносы в течение длительного времени?
Гонорар врачей
Обладатели частной страховки – желаемые пациенты, потому что врачи получают за их лечение более высокий гонорар. В то время как больничные кассы в установленной законодательством системе медицинского страхования платят в зависимости от диагноза паушальный гонорар, частные перенимают в зависимости от степени сложности и временных затрат в несколько раз большую ставку, чем предусматривает положение об оплате услуг медиков. Даже если частная страховка откажется перенять часть расходов, врач всё равно получит свои деньги. Ведь счёт сначала оплачивает сам пациент, а потом касса компенсирует ему затраты.
Обновление услуг
Каталог услуг установленной законодательством медицинской страховки действует для всех застрахованных и постоянно актуализируется в рамках реформ здравоохранения. В минувшие годы, к примеру, была отменена оплата больничными кассами медикаментов, отпускаемых без рецепта, и сокращена дотация на зубопротезирование. Поэтому сейчас нельзя с уверенностью сказать, какие услуги GKV в будущем будет оплачивать.
В частном страховании оговоренные в договоре услуги не могут быть позже отменены или дополнены. Больничные же кассы в установленной законодательством системе медстрахования с помощью актуализации могут учитывать прогресс в медицине. Тарифы частной медстраховки отражают только существующее положение. Что не указано в условиях договора, не будет перениматься и в будущем. В частном страховании нет установленного каталога услуг, есть только различные тарифы. Каждый застрахованный в частном порядке может индивидуально выбрать желаемые услуги и их объём. С помощью соответствующей комбинации отдельных частей договора он может достичь того, что страховка будет перенимать расходы на знахаря (Heilpraktiker), обширное зубопротезирование, челюстно-лицевую хирургию и пребывание на курорте. Иногда частная страховка оплачивает больше, чем установленная законодательством, но не всегда. К примеру, в случае длительного пребывания на больничном или в отпуске по воспитанию ребёнка GKV предлагает лучшую защиту.
Нельзя сказать, что частная страховка автоматически лучше, чем установленная законодательством. Хороший тариф в PKV стоит немало денег, поэтому его может позволить себе не каждый. Лучше застраховаться в больничной кассе в установленной законодательством системе медстрахования и дополнить страховую защиту за счёт дополнительных страховок по выбору. Частная страховка посильна лишь для людей с высоким заработком, который гарантирован на долгие годы вперёд.
Для чиновников она в любом случае окупается, так как они получают дотацию от государства.
Виктория Шёнебергер
У вас есть вопросы? У нас есть ответы! На страницах журнала «НОВЫЕ ЗЕМЛЯКИ» на ваши вопросы отвечают опытные эксперты − Наталья Нетцер, Виктория Шёнебергер, Рита Классен, Светлана Морс, Антон Герман, Алекс Штурман и др. Наш раздел «Вопросы и ответы» − Ваш надежный помощник в сложных ситуациях. Это масса полезной информации, ответы на вопросы читателей − советы адвоката и компетентных экспертов по пенсионным, финансовым, налоговым вопросам, по трудовому и семейному праву, по квартирным делам и многое другое.
Выписывайте журнал «НОВЫЕ ЗЕМЛЯКИ»! Всего 49 евро за 12 номеров с доставкой по почте! ПОДПИСКА ПО ТЕЛ.: (+49) 05251-6893359 в рабочие дни с 10 до 13 часов.
Kurtour GmbH, Senefelderstr. 12 c, 33100 Paderborn
E-Mail: This email address is being protected from spambots. You need JavaScript enabled to view it.
Или просто сообщите Вашу фамилию, адрес и контактный номер телефона в мессенджер Фейсбука – и мы оформим Вам подписку на журнал!
ОДНА НА ВСЕХ

Раздел журнала «НОВЫЕ ЗЕМЛЯКИ» −
Рентнер – это ваши воспоминания, письма, рассказы, стихи
Было это ещё до перестройки. Мы, студенты одного из центральных вузов, готовились к экспедиции в Архангельскую область. Места там глухие, труднодоступные, поэтому запасались всем необходимым.
Мише Коневу поручили привезти с базы провиант. А провиант ожидался увесистый, и я должен был помочь ему с доставкой. И вот, с утра получив на базе крупу, отправились мы к отделу снабжения за колбасой. А там − очередь за «ветеранскими пайками». Люди были в основном молодые − очевидно, родственники ветеранов, и мы с Мишкой, в общем-то, ничем не выделялись.
Мишка передал накладную и сказал, что нам колбасу надо для экспедиции. Это никого не удивило. Но когда продавщица начала выдавать нам колбасу в изрядном количестве, в очереди зароптали − опасались, что на всех не хватит. Один дед прямо сказал: «Таких, как ты, мы в 41-м стреляли!» Мишка обиделся: «Видно, не в тех стреляли, немец-то до Москвы дошёл!»
Дед побелел и явно искал глазами спусковой крючок. Очередь ошарашенно молчала, поражённая непривычной перспективой. Я тоже молчал: у деда ведь заслуги, медали и ордена, не зря же ему паёк дали…
В этой неловкой тишине Мишка продолжал считать передаваемую ему колбасу. Закончив, мы расписались и ушли. Что там после решила очередь, я не знаю.
Потом мы несколько дней ехали на место работ в кузове большого вездехода, лёжа и сидя на матрасах среди экспедиционного оборудования. Неяркий северный пейзаж, приглушённые лесом звуки. Колёса пружинили на болотах, постукивали на гатях. На разбитых дорогах порой попадались колонны заключённых. При нашем приближении конвой ставил их лицом к лесу на обочине. Бритые лица отнюдь не выглядели измождёнными: государственный паёк вполне обеспечивал их калориями.
Наш шофёр, бывавший раньше с экспедициями на юге страны, ругал негостеприимность местных жителей: ни лучка зелёного купить, ни капустки... Мишка посоветовал ему снять портрет Сталина с лобового стекла. Места были именно «не столь отдалённые», с давними традициями, и Сталина тут не любили.
Через несколько дней добрались мы до деревни Лача у большого озера. Потрёпанные погодой и временем избы стояли вдоль берега на двух улицах, которые у местных назывались «порядками». Половина изб пустовала.
Население состояло из немолодых женщин – вдов военного времени. Мужчин отсюда забрали на войну уже в самом её начале, и там выкосило всех. Теперь лишь дед, без ног после ранения, остался единственным мужиком в деревне. Государство предоставило ему «Запорожец» с ручным управлением, и машину доставили по озеру на барже. Осенью, когда болотистую почву прихватывало морозцем, а снег ещё не успевал выпасть, дед мог ездить вдоль «порядка» взад-вперёд… Над такой «заботой» государства мы, разумеется, не смеялись: жалко было деда.
Из деревни можно было попасть в большой мир в общем-то только по озеру, поэтому люди там жили натуральным хозяйством. Двенадцати рублей колхозной пенсии хватало разве что на соль и спички, керосин для лампы (электричества не было) и «дунькину радость», леденцы из сельпо. Бабки, объединившись по три-четыре, держали вместе одну на всех корову, а сено для нее так втроём и приносили всё лето по охапке, накосив серпом.
Поодаль от деревни стояло кирпичное здание – телятник. Откормом бычков занималась бригада телятниц, которых на моторке доставляли с другого берега озера. Лодочник периодически уходил в запой, и моторка тогда не приходила. Мы узнавали об этом по многоголосому рёву голодных бычков.
Мне вспомнился колхоз «Победа» в Казахстане, где я школьником в каникулы подрабатывал на прополке. Летом не хватало травы для коров, и с сеном было туго, так как целинная распашка привела к хронической засухе и эрозии почвы. Речную воду использовали для орошения − мелели реки, высыхали озёра. Постепенно исчезало Аральское море... Но бычки не голодали. Мать работала в «Победе» телятницей. Дороги (и запои) там проблемой не были. Бычки в большом телятнике исправно получали запаренную сечку и отруби, их привесы вполне устраивали всех.
Но года через два в том самом телятнике взорвался запарной котёл, потому что местные умельцы заварили на нём предохранительный клапан. Страшный взрыв поднял в воздух бетонную крышу, которая, упав, погребла под собой и бычков, и всю смену телятниц, в том числе мою мать. Не выжил никто. Виновных, насколько мне известно, не нашлось.
Женщины из нашей экспедиции сблизились с бабками из архангельского села, особенно с общительной бабкой Анной. Руководила у нас Елена Викторовна, серьёзная, вдумчивая сотрудница академического института. После рабочего дня женщины заходили к бабкам «на беседу», пили с ними чай, угощались несладкой северной выпечкой. Говорили больше «за жизнь». Как раз в это время возникла у них серьёзная проблема: началась замена паспортов, и бабок обязали явиться в райцентр, чтобы сделать фотографии. Это нарушало весь их жизненный уклад. Елену Викторовну эта новость разозлила: отправившись в райцентр, она разнесла там всё районное начальство, и в село приехал фотограф!
Молодой парень сфотографировал аккуратно причёсанных бабушек (деда тоже) - и исчез опять в райцентре. Елену Викторовну, небось, ещё долго вспоминали в селе с благодарностью всякий раз, когда случалось раскрывать паспорт. Так негромко свершилось доброе дело.
Днём мы занимались своими изысканиями. Результаты накапливались. И вот пришла пора уезжать из села, к которому мы успели привыкнуть. Тепло попрощались. Сюда мы наверняка уже не вернемся.
Отправив вездеход с материалами и имуществом, мы возвращались поездом, в приятной полудрёме радуясь скорому началу занятий. Холода ещё не наступили, в вагоне было тепло. В соседнем отсеке мужики незлобиво смеялись над «бородатым» анекдотом: в Калифорнии трясёт, шесть баллов по Рихтеру, потому что у Брежнева пиджак с орденами упал со стула… Я вспоминал деревеньку и поневоле думал о войне.
О войне у нас показывали кинофильмы и писали в книжках. Настоящие участники событий - как воевавшие на фронте, так и пережившие войну в тылу – о ней вспоминать не любили. По их скудным замечаниям, на войне было «не совсем так, как в кино».
Сам-то я родился уже в 1950-е и видел только следы войны. Моё первое, тогда ещё не осознанное впечатление – маленьким ребёнком еду с родителями из Сибири в Караганду вскоре после отмены комендатуры: очень много снега и чёрных, страшно ревущих паровозов, и вокзалы, вокзалы... Повсюду нестарые ещё, искалеченные мужчины с костылями, без рук, сидящие ничком на низеньких самодельных тележках... Казалось, они так и жили исключительно на вокзалах, а ведь после окончания войны уже десять-пятнадцать лет прошло! Видимо, родом они были из деревень. Квалифицированные рабочие пострадали от войны меньше – благодаря брони; да и после войны они были востребованы на заводах и поэтому не обитали на вокзалах.
Здоровую сельскую молодёжь откачивала в город, на заводы, система фабрично-заводского обучения. В деревне, как и в войну, по-прежнему работали всё те же, постепенно старевшие колхозницы и редкие фронтовики, которым посчастливилось вернуться с войны. А «деревенские» инвалиды не могли уже работать и выжить в селе, а для города у них не было квалификации. Они были, по существу, лишними по крайней мере для государства, и вокзалы стали той нишей, где было хоть тепло круглый год…
К середине 1960-х инвалиды на вокзалах практически исчезли. Думаю, многие умерли, а кто-то, возможно, успел получить жильё. В это же время в стране начали официально отмечать День Победы, причем с тем большим размахом, чем более отдалялась война. Но инвалидов не упоминали вовсе. Их официально как бы и не было.
Я к тому времени уже ходил в школу. Нина Георгиевна, моя первая учительница, научила русскому языку и, как говорится, раскрыла нам глаза на мир. Кажется, в третьем классе она рассказала нам про Рихарда Зорге, которому посмертно присвоили звание Героя Советского Союза. Многое мне было тогда непонятно: почему его наградили только лет через двадцать после войны? почему он находился в Китае, если война была с Германией? почему только усилия его японской жены (была, значит, ещё одна – неяпонская?) привели к тому, что о нём внезапно вспомнили в России? Зорге – немец, но подспудно считалось, что в войну не должно быть немцев-героев.
Правда, эти вопросы ни я, ни другие мои одноклассники прояснять не стали, было ощущение, что об этом не принято спрашивать. В то время Япония была для меня лишь островами на карте, в Тихом океане. Нам рассказывали про Хиросиму и о том, что СССР фактически победил Японию. Но я думаю теперь, что наша учительница вряд ли многое могла бы нам сообщить.
Другая история произошла лет на семь позже, уже в другой школе: в выпускном классе мы обсуждали наши сочинения на тему «Что такое счастье». Привычный, мало-помалу усыплявший поток высказываний (счастье – это учёба, интересная работа, жизнь в большом городе и т.д.) сменился резким недоумением, когда Ирина Янссен вдруг отчётливо произнесла: «…А ещё счастье – это умереть за Родину…» Я видел, как сначала удивлённо вскинулись головы моих одноклассников, но потом все понимающе закивали, соглашаясь. Дальше уже и не обсуждали, всё и так было ясно.
Я уже много лет живу в другой стране, которую тоже глубоко затронули обе мировые войны. Но здесь не бывает военных праздников, и военную мощь не демонстрируют. В городке, в тихом месте, стоит памятник погибшим в обеих войнах − знак скорби по тем людям, которым из-за войн не суждено было прожить свою жизнь. А где-то далеко отсюда, на берегу большого озера со странным, нерусским названием Лача, стынет маленький красный «Запорожец» с ручным управлением.
Якоб Трефц, Михельштадт
Ваши письма, воспоминания, статьи, очерки, рассказы, стихи, заявки о поиске людей в Германии, объявления в нашу новую рубрику «Доска объявлений» и всё, чем Вы хотите поделиться с нами, отправляйте прямо в Фейсбук или по адресу: Verlag Neue Semljaki, Senefelderstr. 12 c, 33100 Paderborn. Всего 49 евро за 12 номеров с доставкой по почте!
По вопросам размещения рекламы в журнале звоните по тел.: +49 (0) 5251-6893359 в рабочие дни с 10 до 13 часов. E-Mail: This email address is being protected from spambots. You need JavaScript enabled to view it. ВОЗМОЖНЫ СКИДКИ!
В ПОИСКЕ ИСТИНЫ

Рентнер – это ваши воспоминания, письма, рассказы, стихи
Моя мама родилась в июне 1900 г. в селе Юговка Бузулукского района Оренбургской губернии России. Когда ей было три года, умер отец. В 1907 г. ее мать вторично вышла замуж, но отчим относился к падчерице пренебрежи-тельно. Поэтому, когда её мама тяжело заболела, она вызвала на дом нотариуса и оформила все документы о пе-редаче наследства на двенадцатилетнюю дочку. Вскоре девочка осталась полной сиротой.
По тем законам, ей назначили двух опекунов, дальних родственников маминого отца. На проценты от годового дохода каждый из них выстроил себе по дому. Жили опекуны зажиточно, мама получила прекрасное образование и позже работала у них гувернанткой. Относились к ней хорошо, как к своей дочери.
Мама окончила гимназию, учёба давалась ей очень легко. Она свободно говорила и писала по-немецки, по-русски и на платт-дойч. В гимназии у неё была подруга − Сузанна Тиссен, с кото-рой мама дружила всю жизнь. Это была большая верующая семья – четыре сестры и три брата. Сначала они жили в Бердянске, потом переехали в колонию Руднервайд в Запорожской области.
А время было тяжёлое: революция, Гражданская война, эпидемия тифа. От этой болезни умерло немало людей, в том числе и мать Сузанны.
Мама познакомилась со всеми членами семьи Тиссен. Ее встретили радушно и тепло. Один из братьев – Аарон влюбился в девушку с первого взгляда, да и маме он тоже понравился. Аарон предложил ей руку и сердце. Но даже закончив учёбу в гимназии, они не смогли по некоторым обстоятельствам сразу же пожениться.
Уже начались репрессии. Старшего брата Аарона − Дидриха вызвали в особый отдел, и он исчез. До сих пор неизвестна его судьба. Старшая сестра − Анна Тиссен умерла. Лена Тиссен вышла замуж и уехала в Америку.
В 1923 г. мои будущие родители соединили свои судьбы. В молитвенном доме сочетались браком. Дома отметили в семейном кругу. Аарон Тиссен приобрёл домик в селе Францталь, недалеко от Руднервайда, нашёл там работу. Мама трудилась в детском саду.
В то время в деревнях творилось ужасное: лошадей, коров, овец угоняли на колхозные фермы, отбирали сельскохозяйственный инвентарь и принуждали людей вступать в колхоз. Верующих расстреливали, бросали в тюрьмы, избивали до смерти.
1928-й год на Украине был неурожайным, поэтому мой отец и его брат Пётр Тиссен, с женой и тремя малолетними детьми, решили сменить место жительства. Впрочем, тогда началось массовое переселение немцев. И вот, они продали жильё, загрузили самое необходимое в контейнер и в том же 1928-м году через всю Россию двинулись в Амурскую область.
Моя мама была в положении, а ехать по железной дороге пришлось им больше месяца, да ещё в городе Исилькуль в Омской области простояли они больше недели. За это время успели побывать у родственников, которые переехали в те края. И после длительного пути остановились, наконец, в селе Константиновка Амурской области. Отец купил небольшое жильё, нашел работу. Мама через некоторое время родила сына, но малыш вскоре умер.
Родителям климат в Амурской области не понравился. Летом 1929 года прошли проливные дожди, в Амуре поднялся уровень воды, так что залило огороды и некоторые дома. По этой при-чине родители решили вернуться на родину. А папин брат переехал в село Белоберёзовка.
Снова продав жильё и упаковав вещи, они двинулись в обратный путь. На родине папа купил времянку с хорошей усадьбой и позже на этом месте выстроил прекрасный дом. Родители устроились на работу. В 1930 г. родился мой брат Пётр, названный так в честь дедушки.
Сузанна Тиссен работала воспитательницей в детском саду. Она рассказывала детям о Боге, учила их молиться перед едой. Однажды перед обедом зашёл в детсад представитель районного начальства. Он заметил, что когда детей пригласили к столу, многие из них, скрестив ручки, молились. На другой день Сузанну вызвали в особый отдел и после длительной беседы отправи-ли на два года в тюрьму.
В 1931-1932 гг. на Украине был сильный голод, доходило даже до людоедства. Отец работал в сельсовете, люди его уважали. Взяв мамины документы о наследстве, он поехал в Запорожье, в отделение Торгсина, советской организации, которая занималась обслуживанием иностранцев и граждан СССР, имевших ценности. Там ему удалось за процент годового дохода по маминому наследству приобрести мешки с сахаром и мукой. Приехав до-мой, он стал поддерживать особо нуждавшихся.
Петя часто болел, и врачи ничем не могли ему помочь. Наконец, известный специалист, профессор из Запорожья, осмотрев ре-бёнка, посоветовал отцу сменить климат. Пете было тогда восемь лет. Родители снова решились на переезд, хотя мне было всего восемь месяцев.
Отец вспомнил, что когда они ехали в Амурскую область, целую неделю провели в Исилькуле, и ему там понравилось. Снова продали дом и всё, что можно было продать, и тронулись в путь. С ними поехала Сузанна, которую освободили из тюрьмы.
Но работы в Исилькуле не было. Отец устроился на завод в Омске. Там ему и квартиру вскоре обещали предоставить. А Сузанна поехала дальше, в село Ольгино Полтавского района, где жили в основном переселенцы с Украины.
Казалось, жизнь постепенно налаживается, но началась война. Папа приехал домой − проститься с нами, его забирали в трудармию. Мы прощались и плакали... Правда, я папу не помню, мне было тогда всего два года. Мама сказала: «Я перееду с детьми к Сузанне, с ней нам будет легче дождаться тебя». Так она и сделала. Больше мы папу не видели.
Но тётю Сузанну тоже забрали в трудармию, отправили в шахту в Кемеровской области. А папа попал в Пермскую область, на строительство военного завода. В 1943-м забрали в трудармию и нашу маму − на танковый завод в Омск. Мне с братом пришлось идти побираться, иначе мы бы не выжили. Брату было тринадцать лет, да и то не в полном здравии, а мне ещё четырёх лет не было.
Сибирь, морозные зимы… Мальчишки кричат: «Фашист! Фриц! Нашего папку убили!» Дома получат они извещение, что их отца на фронте убили, мать и дети плачут. А выйдут на улицу − тут я иду. Налетают, и давай бить, навоз в рот запихивают… Бабка кричит: «Шо ж вы, бисови диты, робэтэ, та воно ж дытя, хиба воно выноватэ!» Поведёт меня домой, умоет, покормит, а потом скажет: «Иды, дитятко, иды, бо у мэнэ у самой ныма нычёго…»
Всё равно добрых людей больше, чем плохих. Председатель сельсовета оказался добрым человеком. Велел привести в сельсовет меня и женщину − Клочкову. «Галина, ты знаешь, что должна платить налоги, − сказал он ей. − Почему до сих пор не платишь? Вот этого мальчонку, как своего, корми, а не хочешь, тогда я заберу у тебя корову за налоги».
Продолжение следует
Аарон Тиссен, Ломар
На фото – Аарон Тиссен
Ваши письма, воспоминания, статьи, очерки, рассказы, стихи, заявки о поиске людей в Германии, объявления в нашу новую рубрику «Доска объявлений» и всё, чем Вы хотите поделиться с нами, отправляйте прямо в Фейсбук или по адресу: Verlag Neue Semljaki, Senefelderstr. 12 c, 33100 Paderborn. Всего 49 евро за 12 номеров с доставкой по почте!
По вопросам размещения рекламы в журнале звоните по тел.: +49 (0) 5251-6893359 в рабочие дни с 10 до 13 часов. E-Mail: This email address is being protected from spambots. You need JavaScript enabled to view it. ВОЗМОЖНЫ СКИДКИ!
О войне можно вспоминать по-разному

Рентнер – это ваши воспоминания, письма, рассказы, стихи
Перед Днем Победы школьная учительница попросила учеников-подростков расспросить своих дедушек и бабушек о первом поцелуе. На следующем уроке зачитали их рассказы. Вот что из этого получилось.
− Мой дед впервые поцеловал бабушку на выпускном вечере 21 июня 1941 г., после того как год за ней ухаживал. Через неделю он ушел добровольцем на фронт. Дедушка с фронта вернулся, и они поженились.
− Мои бабушка и дедушка далеко, поэтому я спросила нашу соседку. Будущий муж поцеловал ее первый раз на Белорусском вокзале, когда она его провожала на фронт.
− У меня нет ни бабушки, ни дедушки, я детдомовская. Но наш сосед сказал, что его первый поцелуй был девятого мая 1945 г. в Польше. Когда узнали, что война закончилась, все кинулись обниматься и целоваться. Так он впервые поцеловал незнакомую ему девушку, но прекрасно помнит, что у нее были красивые карие глаза и коса до пояса.
− Моя бабушка впервые поцеловала тяжело раненого бойца. Она тогда была медсестрой в санитарной фронтовой теплушке. «Сестричка, я умираю, а я даже ни разу не целовался, поцелуй меня», − попросил солдат. Ночью он умер.
Я думаю, что это самые пронзительные воспоминания о войне. Могу лишь добавить воспоминание моей старшей сестры. 22 июня 1941 г. на выпускном вечере она впервые поцеловала своего школьного друга. Через неделю он ушел на фронт, а нас как немцев вскоре сослали в пустыню Бухарской области. Больше они никогда не встречались.
Именно об этих «нецелованных» мальчиках Римма Казакова написала пронзительные стихи, а Анна Герман − музыку к этим стихам. Думаю, когда Анна пела эту песню, зал замирал, а потом не сразу аплодировали, боясь нарушить торжественную тишину:
«На фотографии в газете
нечетко изображены
бойцы, еще почти что дети,
герои мировой войны.
Они снимались перед боем −
в обнимку, пятеро у рва.
И было небо голубое,
была зеленая трава.
...Они прикрыли жизнь собою,
жить начинавшие едва,
чтоб было небо голубое,
была зеленая трава».
Мы знаем имена многих героев войны, но об этих мальчиках ни песен нет, ни книг, никто не знает их фамилий. Но именно они победили в войне, и мы должны помнить о каждом из них, о каждом из многих миллионов, которые оставили свои жизни на войне. И очень радует, что девятого мая во многих городах дети, внуки и правнуки пройдут по улицам с портретами этих безымянных героев, и впишут их в историю Бессмертного полка. Вечная им память!
Маргарита Унру-Цыганова, Хемниц
На фото - автор
Ваши письма, воспоминания, статьи, очерки, рассказы, стихи, заявки о поиске людей в Германии, объявления в нашу новую рубрику «Доска объявлений» и всё, чем Вы хотите поделиться с нами, отправляйте прямо в Фейсбук или по адресу: Verlag Neue Semljaki, Senefelderstr. 12 c, 33100 Paderborn. Всего 49 евро за 12 номеров с доставкой по почте!
По вопросам размещения рекламы в журнале звоните по тел.: +49 (0) 5251-6893359 в рабочие дни с 10 до 13 часов. E-Mail: This email address is being protected from spambots. You need JavaScript enabled to view it. ВОЗМОЖНЫ СКИДКИ!
Светлый образ матери – навсегда!

Рентнер – это ваши воспоминания, письма, рассказы, стихи
Вглядываюсь в фотографию, смотрю в родные мамины глаза и ощущаю теснейшую связь и близость с ней всем сердцем и душой.
Это было давно, прошло 65 лет. Шахтерский поселок на Урале, снежный и холодный февральский день. Мы, дети, остались одни. Отца мы потеряли еще раньше, пять лет назад. Накануне утром мама добрым напутствием проводила в школу меня и старшего брата. А сегодня, придя из школы, мы узнали, что она в больнице. Очень расстроились, взяли ее подушечку, теплое одеяло и пошли по зимней тропинке в поселковую больницу. Но там нам ответили, что маму увезли в город. Мы огорчились еще больше и поплелись домой, к младшим братьям.
Ночь прошла в ожидании и без сна... Утроv старший брат ушел в школу, а я − к печке, готовить пищу для младших. Неожиданно пришла соседка и сообщила нам ужасную весть: «Вашей мамы больше нет. Она умерла. Сердце не выдержало. Сообщите об этом вашим близким и родным».
Я быстро надел пальтишко, пошитое из старой солдатской шинели, драные валеночки, нахлобучил шапчонку и по той самой снежной тропинке, проваливаясь в сугробах, со слезами на глазах, побежал сообщить эту страшную весть...
Мама, матушка, мать… Слова, понятные каждому. И все они − о самом близком человеке для каждого из нас. Анна Александровна Герцен, урожденная Боон (1923-1956), родилась в Республике немцев Поволжья. В роковой день начала войны ей было семнадцать лет. А потом − депортация.
Отец был учителем. В предвоенный год его призвали на службу в Красную армию, он попал на западную границу. А потом российских немцев из армии отозвали и отправили в трудовые лагеря. Родных домов у них уже не было. Так в эти суровые годы пересеклись судьбы наших родителей, которых мы потеряли очень рано: маме было 32, а отцу 35 лет. Но я многое помню: последний день отца, его последний сон о нас, со слов мамы, последний мамин день...
Образ матери давно вписан в мировую историю и культуру. Когда ребёнок говорит, что его мама – самая лучшая, удивляться этому не стоит. Уже в Германии, работая в благотворительной организации Caritas, я однажды спросил мальчика, как зовут его маму. Он ответил: «Мою маму зовут мамой». Уникальный ответ!
Моя мама была красивой, умной, доброй, сильной, справедливой, любящей, заботливой, трудолюбивой… Умела понять и помочь, а при необходимости − сражаться и даже жертвовать собой. Она была не только мамой, но и любящей женой. После ее смерти нас, детей, усыновили в разные семьи и разные города, с изменением фамилий и отчеств. Одиннадцать семей пожелали нас усыновить. Я расцениваю это как уважительное отношение к нашим родителям.
Пять семей хотели усыновить меня. В Джамбуле я встретился с одной из них, выразил им благодарность за гражданское мужество и готовность совершить родительский подвиг. Мне предоставили право выбора. Мой выбор был определен одним из моих условий: остаться на фамилии наших родителей. И это условие было выполнено до совершеннолетия.
В маме мне нравилось всё, в том числе ее имя, которое пришло в Россию из Греции, а туда − из еще более древней Иудеи. Анна – значит «благая, благосклонная». У христиан появилось еще одно значение − «милость Божья». У этого имени более двадцати родственных и уменьшительно-ласкательных форм, и все они очень красивы. Это имя многих библейских персонажей и христианских святых, а также известных личностей и героинь литературных произведений. Назову лишь несколько: Анна Ахматова, Анна Герман, Анна Каренина, Анна Книппер (мать Ольги Книппер-Чеховой). Так звали и мою первую учительницу, и мою сводную сестричку по месту усыновления, которая родилась вскоре после смерти моей мамы.
А меня родители назвали Виктором. Это имя − символ надежды. У меня были два друга детства. Мы были разных национальностей, но с одним именем, и родились в один год – 1945-й, с разницей не более месяца по датам. С именем Виктор наши мамы связывали светлое будущее своих семей.
Семья у меня русско-немецкая, как и у многих российских немцев. Мы уже более пятидесяти лет вместе с женой, и я называю ее зачастую тоже матушкой. У наших детей не было родных бабушек. Очень рано они ушли из жизни. А причина – последствия тяжёлых условий жизни в то время.
Сердце истинной матери способно на подвиги ради детей. А самый важный подарок для нее − наше внимание и послушание, любовь к ней, а впредь − благодарность и сохранение светлой памяти о ней в душах и сердцах потомков. Моя связь с матерью неразрывна. Написанное в этом очерке − мой сыновний долг.
Я посвящаю эти строки всем матерям из поколения моей мамы. Юные девушки предвоенной поры из семей российских немцев, будущие матери, прошли тяжелейшие испытания. Их эшелонами вывозили из родных селений. Они оказались вне семейных очагов. Семьи были разобщены. Матерей, имевших детей в возрасте трех лет и старше, надолго разлучили с детьми. И оставалась лишь надежда, что после завершения кровавой бойни, они смогут вернуться назад, к своим семьям. Не состоялось.
В этом году мы отметим трагическую дату − 80-летие насильственной депортации российских немцев. Но и сегодня еще несём мы на себе несправедливую тяжесть последствий войны. Это единственный народ, которому так и не удалось вернуться к родным очагам. И этот факт однозначно определяет недальновидность властных структур и историческую несправедливость по отношению к народу в целом, столь много привнесшему в развитие и процветание России. И не разрешение до настоящего времени проблемы полной реабилитации российско-немецкого народа не в интересах России. От этого стране − одни убытки и потери. Казалось бы, эту простую мысль, но имеющую громадное значение с точки зрения ее эффекта последействия, надо бы властям давно осознать как в России и Германии, так и в мире, в плане стратегического развития человеческой цивилизации в целом.
Д-р Виктор Кисслинг-Герцен, Бохум
На фото - автор
Дорогие земляки! Расскажите на страницах журнала о ваших родителях, пришлите их фотографии. Письма отправляйте по адресу: Verlag «Neue Semljaki», Senefelderstr. 12 c, 33100 Paderborn. E-Mail: This email address is being protected from spambots. You need JavaScript enabled to view it.
Посетите наш сайт в интернете: http://neue-semljaki.de/